Автор давно хотел попробовать написать фик и все-таки решился) Боюсь, текст не слишком соответствует заявке, надеюсь, заказчик не очень обидится.



Времена, когда Гил был просто другом, главным соперником и товарищем в играх и войнах, давно прошли. Уже много лет он вызывает в Венгрии чувства настолько противоречивые, что, кажется, проще прибить его чего-нибудь тяжелым, чем разбираться с этими чувствами. Это всё похоже на один бесконечный танец... нет, скорее на поле битвы — это сравнение ближе и Елизавете, и Гилберту. Тщательно продуманные тактические ходы не для них, куда привычней нестись напролом, сокрушая все, что подвернется под руку, не считаясь с чужим мнением, не соизволив поинтересоваться, надо ли это кому-нибудь кроме тебя... но ни один из них не говорит напрямик. У них есть свои ритуалы: он из кожи вон лезет, чтобы разозлить ее, она всегда излишне эмоционально реагирует. «Злобная стерва» и «самовлюбленный хам». Все так легко и просто, даже почти не хочется ничего менять.
Было по-разному: и хорошо, и плохо, и никак. Венгрия не жалеет ни о чем: ни о шумном, веселом детстве, проведенном плечом к плечу с лучшим другом, в постоянных сражениях; ни о браке с Австрией, хотя Гилберт и сделался в ту пору совершенно невыносимым. Теперь Хедервари свободна и немного грустит по вечерам, сидя в одиночестве в своем уютном, но таком пустом доме. Но не сегодня: мягкий свет торшера, остывающая чашка сладкого кофе на маленьком столике возле дивана, рядом с чашкой — стопка распечаток и фотографий. Это маленькая невинная слабость Елизаветы — хорошенькие мальчики, которые старательно улыбаются в объектив, и особенно хорошо, если эти милые мальчики очень вкусно любят друг друга на ярких, красочных картинках... Платье венгерки высоко задрано, и чуть приспущены кружевные трусики — ее никто не увидит, а значит, можно не стесняться. Она морщит покрытый испариной лоб и кусает губы, двигает бедрами навстречу быстрым движениям пальцев, цепляется свободной рукой за диван, ерзает и постанывает от удовольствия, повторяет шепотом одно и то же имя... и очень удивляется, когда ни с того ни с сего звучит звонок в дверь. Спешно приведя себя в порядок, приходится следовать в прихожую.
Вот Пруссия заходит в дом, отпустив одну из своих ехидных шуточек в сторону хозяйки дома, чем моментально выводит ее из себя: взять бы да огреть самой большой сковородой по голове! Да только гость сразу продвигается дальше в дом, не дожидаясь праведного гнева, снимает свою якобы «очень крутую и модную куртку» и шутливо интересуется, какая развлекательная программа назначена на этот вечер. Девушка стискивает кулаки так, что белеют костяшки пальцев, но сердце еще колотится быстро-быстро, и она еще так возбуждена, и... почему бы нет? Вот Пруссия еще стоит посреди коридора, выжидая, когда же она взорвется... и вот он уже прижат к стене, и только раскрывает от удивления рот — или готовится для очередного язвительного высказывания — чем Венгрия незамедлительно пользуется. Через считанные секунды ее язык скользит вдоль языка Байльшмидта, жестко хозяйничая у него во рту, пока она раздвигает коленом его бедра и упирается в промежность.
Гилберт удивлен, даже более того, но он не привык упускать момент, и сам подается навстречу девушке, отвечая на ее жадный, горячий поцелуй, от которого мир крутится перед глазами и в паху разливается мучительно-сладкая тяжесть. Елизавета задыхается — от страсти и нехватки кислорода; она быстро расстегивает рубашку вечного соперника непослушными пальцами и впервые в жизни не хватается за сковородку, когда тот распускает руки. Прервать поцелуй, сделать несколько глубоких глотков воздуха, скользнуть языком от подбородка до уха этого самовлюбленного кретина, почувствовать, как его ладонь останавливается на груди — прямо напротив сердца... Укусы, поцелуи, лихорадочные ласки — в спальню они влетают, на ходу срывая друг с друга одежду, уже изрядно заведенные и помятые. Пруссия зарывается ладонью в ее волосы и кусает шею; Венгрия почти не слышит тяжелого неровного дыхания и несдержанных стонов, так гулко отдаются в ушах удары собственного сердца. Она упускает тот момент, когда Гил усаживает ее на кровать, встает перед Елизаветой на колени и ставит ее ноги себе на плечи. Горячий влажный язык движется быстро и умело, Хедервари вскрикивает от удовольствия и мнет простыни, отчаянно цепляясь за них руками. Но кто кого собрался поиметь? Так дело не пойдет: венгерка первая взяла инициативу в свои руки и так просто отдавать ее не собирается, как никогда раньше не проигрывала ему ни одной драки. Оттолкнув от себя Байльшмидта, девушка поднимается на нетвердо держащих ногах и подбирает с пола стянутый минутой назад чулок, с коим и кидается навстречу успевшему разозлиться от подобной «благодарности» любовнику...
С Родерихом было куда проще — вопрос «кто сверху» попросту никогда не возникал. Ему не приходилось во время прелюдии доказывать свое превосходство. И тем более — связывать руки за спиной. Черт возьми, да на всей земле не найдешь более покорного в постели мужчину! Гилберт же постоянно вертится и вырывается, пытаясь избавиться от пут, рычит от злости и возбуждения, сдавленно ругается под каждой грубой лаской и с глухим стоном подается бедрами вперед — навстречу ладони Елизаветы, когда та запускает руку в его боксеры... Для первого раза достаточно, решает она, поэтому ласка длится недолго — снова слишком жарко и мокро, напряжение достигает той точки, когда больше нельзя терпеть. Стремительно оседлав своего неожиданного партнера и закусив губу, Елизавета широко раздвигает бедра и с глухим стоном опускается вниз. Руки Гилберта накрепко связаны за спиной, и девушка начинает двигаться сама, то приподнимаясь, то стремительно возвращаясь назад; двигаться уверенно и быстро. Лизхен уже давно не девочка, и знает, что нужно делать для того, чтобы было приятно. К ее вящему удовольствию, сегодняшний любовник также не лежит бревном. Тела движутся навстречу друг другу быстро, жадно; венгерка ловит губами губы Пруссии и царапает ему плечи и грудь. Так хорошо... девушка ласкает себя под мутным взглядом Гила, мимолетно отмечая, что бывшего мужа связывать бы не пришлось, и тогда он смог бы... Но Хедервари не успевает додумать очередное гениальное сравнение с Родерихом, потому что ей вдруг становится совсем не до этого: все ощущения сосредотачиваются где-то внизу живота и перед глазами предательски темнеет. Ей горячо — невыносимо, мучительно, сладко; она до боли сжимает бедра и стискивает зубы, отчаянно цепляясь за остатки сознания, изо всех сил сдерживая рвущийся из груди крик, пока по ее телу разливаются волны удовольствия... И где-то очень далеко, кажется, в другой Галактике, содрогается и с глухим стоном кончает Байльшмидт.

Когда на следующий день, встретившись с Гилбертом в доме Эдельштайна, она чувствует, как в груди мучительно сдавливает и на щеках вспыхивает яркий румянец, Елизавета списывает это на неловкость после прошлой ночи. Но если бы Венгрия поменьше думала об австрийце и не пыталась равнять по нему всех и каждого, то давно бы заметила, что сердце ее давно уже бьется чаще рядом с совсем другим мужчиной. Который непременно вновь придет навестить ее вечером. И, конечно, в этот раз именно он будет сверху.

протеворечиво.
и ващета не верю в крики от оргазма Оо

а мне понравилось, неплохо )) несмотря на то что не возбуждающе, но написано неплохо таки

Заказчик не нашел особо серьезных несоответсвий заявке и нисколечко не обиделся.)
Понравилось, приятно было прочесть.) Некоторые отдельные моменты даже очень-очень понравились.) Автор, откроетесь в у-мыло?

шикарно!

офигенно. Особенно порадовал факт гета, который так вкусно подан в этом фике. И, я "верю в крики от оргазма" (позабавил сей коммент) Вообщем, автор молодчина!

Спасибо за все отзывы, буду стараться писать лучше))
зы - автор тоже не верит в крики от оргазма. автора просто несло и он забыл перечитать творение перед выкладкой ТТ

оно красиво и вкусно подано)) автор, спасибо Вам огромное)) *любитель Венгро-пруссии и Пруссо-венгрии*